Все грани философии | Ф. Ницше. Весёлая наука

Случайный афоризм:
Кто сказал вам, что существуют законы, которым должно подчиняться наше поведение?

А. Шопенгауэр. «Об основе морали»

Все грани философии | Ф. Ницше. Весёлая наука

[Злая мудрость] [Весёлая наука] [Человеческое...] [Так говорил Заратустра] [Антихрист] [Посмертные] [О пользе истории...] [Сумерки кумиров] [По ту сторону...] [Воля к власти]

  1. То, что вам придётся услышать, по меньшей мере, ново; и, если вы этого не поймёте, если недопоймёте певца, то что же тут такого!
  2. Тот, кто есть личность, имеет и философию своей личности.
  3. Доверие к жизни исчезло; сама жизнь стала проблемой.
  4. Следовало бы больше уважать стыд, с которым природа спряталась за загадками и пёстрыми неизвестностями. Быть может, истина - женщина, имеющая основания не позволять подсматривать своих оснований?
  5. Двойная боль не так уж невтерпёж,
    Как просто боль: ну как? ты не рискнёшь?
  6. Бог любит нас, как наш создатель!
    -"Но Бог, — так вы, — был нами создан!"
    Тогда ответьте, Бога ради,
    Какой же, к чёрту, созидатель
    Не любит то, что сам он создал?
  7. То, что могло бы повредить роду, пожалуй, вымерло уже много тысячелетий назад и принадлежит теперь к невозможным даже для самого Бога вещам.
  8. Человек понемногу стал фантастическим животным, которое в большей степени, чем любое другое животное, тщится оправдать условие существования: человеку должно время от времени казаться, что он знает, почему он существует, его порода не в состоянии преуспевать без периодического доверия к жизни!
  9. Каждый смотрит на себя чужими глазами и продолжает орудовать своими весами.
  10. Сознательность представляет собой последнюю и позднейшую ступень развития органического и, следовательно, также и наиболее недоделанное и немощное в нём.
  11. Прежде, чем какая либо функция образуется и достигнет зрелости, она представляет собою опасность для организма: хорошо, если она на время как следует порабощается! (о сознательности)
  12. Вся наша сознательность покоится на заблуждениях.
  13. Лёгкая добыча кажется гордым натурам чем-то презренным, они испытывают наслаждение лишь при виде не сломленных людей, которые могли бы стать им врагами, и равным образом при виде труднодостижимых сокровищ.
  14. Сострадание есть самое приятное чувство у тех, кто лишён гордости и всяких притязаний на великие завоевания: им лёгкая добыча — а таков и есть каждый страждущий — представляется чем-то восхитительным.
  15. Наша любовь к ближним — разве не есть она стремление к новой собственности?
  16. Яд, от которого гибнет слабая натура, есть для сильного усиление — и он даже не называет его ядом.
  17. Во всё хорошо сказанное верят.
  18. Индивидуумы, эти настоящие вещи-в-себе и для-себя, как известно, больше заботятся о мгновении, чем их антиподы, стадные люди, потому что они считают себя столь же непредвиденными, как и само будущее.
  19. Жить — это значит постоянно отбрасывать от себя то, что хочет умереть; жить это значит быть жестоким и беспощадным ко всему, что становится слабым и старым в нас, и не только в нас... И всё-таки старый Моисей сказал: «Не убий!»
  20. Налгали себе основания, ради которых эти законы должны были существовать, просто чтобы не признаваться себе, что привыкли к их господству и не желают больше ничего другого.
  21. Жизнь — это долгая смерть.
  22. Нынче ненавидят боль в гораздо большей степени, чем прежние люди. Даже саму мысль о боли находят уже едва выносимой и делают отсюда вопрос совести и упрёк всему существованию.
  23. В великодушии есть столько же эгоизма, сколько и в мести, только этот эгоизм другого качества.
  24. Легче справиться со своей нечистой совестью, нежели со своей нечистой репутацией.
  25. Чем тупее глаза — тем шире простирается добро.
  26. Всякий большой шум заставляет нас полагать счастьем тишину и даль.
  27. В хорошем обществе никогда не следует выставлять себя полностью и единственно правым, как этого требует всякая чистая логика.
  28. Хорошую прозу пишут только перед лицом поэзии.
  29. Остережёмся утверждать, что в природе существуют законы. Существуют лишь необходимости: здесь нет никого, кто распоряжается, никого, кто повинуется, никого, кто нарушает.
  30. Мы рассматриваем науку как по возможности точное очеловечивание вещей.
  31. Моральность есть стадный инстинкт в отдельном человеке.
  32. Не есть ли исключительная воля к здоровью предрассудок, трусость и, пожалуй, некое подобие утончённейшего варварства и отсталости?
  33. Жизнь вовсе не аргумент; в числе условий жизни могло бы оказаться и заблуждение.
  34. Мистические объяснения считаются глубокими; истина же в том, что они даже и не поверхностны.
  35. «Сам Бог не может существовать без мудрых людей», — сказал Лютер, и с полным правом; но «Бог ещё менее может существовать без неумных людей» — этого добрый Лютер не сказал.
  36. Если Бог хотел стать предметом любви, то ему следовало бы сперва отречься от должности судьи, вершащего правосудие: судья, и даже милосердный судья, не есть предмет любви.
  37. «Если я люблю тебя, что тебе за дело до этого?» — вполне достаточная критика всего христианства.
  38. Названия народов суть по обыкновению оскорбительные клички.
  39. Лучшее в большой победе то, что она отнимает у победителя страх перед поражением. «Почему бы однажды и не понести поражение? — говорит он себе. — Я теперь достаточно богат для этого».
  40. Когда благодарность многих к одному отбрасывает всякий стыд, возникает слава.
  41. Кто знает себя глубоко, заботится о ясности; кто хотел бы казаться толпе глубоким, заботится о темноте. Ибо толпа считает глубоким всё то, чему она не может видеть дна: она так пуглива и так неохотно лезет в воду!
  42. Всё, что он нынче делает, — честно и заурядно, — и все-таки его мучает совесть. Ибо незаурядное — его задача.
  43. Наиковарнейший способ причинить вред какой-либо вещи — это намеренно защищать её ложными доводами.
  44. Слышат только те вопросы, на которые в состоянии найти ответ.
  45. Смеяться — значит быть злорадным, но с чистой совестью.
  46. Обыкновенно у него нет никаких мыслей, — но в порядке исключения ему приходят в голову дурные мысли.
  47. До того как наступит следствие, верят в другие причины, чем после его наступления.
  48. Наказание имеет целью улучшить того, кто наказывает,— вот последнее убежище для защитников наказания.
  49. О жертве и жертвоприношении жертвенные животные думают иначе, чем зрители: но им никогда не давали и слова вымолвить об этом.
  50. Отцы и сыновья гораздо больше щадят друг друга, чем матери и дочери.
  51. Он из упрямства крепко держится чего-то, что теперь стало для него совершенно ясным, — и это он называет «верностью».
  52. Тугодумы познания полагают, что медлительность свойственна пониманию.
  53. Снится или ничего, или что-то интересное. Нужно учится и бодрствовать так же: или никак, или интересно.
  54. Улучшение изобретает тот, кто способен чувствовать: «это не хорошо».
  55. Всякая привычка делает нашу руку более остроумной, а наше остроумие менее проворным.
  56. Хотя проницательные судьи ведьм и даже сами ведьмы были убеждены в том, что они виновны в колдовстве, вины тем не менее не было. Так обстоит дело со всякой виной.
  57. Ни один победитель не верит в случайность.
  58. Что же такое в конце концов человеческие истины? Это неопровержимые человеческие заблуждения.
  59. Только смерть и гробовая тишина есть общее для всех.
  60. Мне доставляет счастье — видеть, что люди совсем не желают думать о смерти! Я бы охотно добавил что-нибудь к этому, чтобы сделать им мысль о жизни ещё во сто крат достойнее размышления.
  61. Я люблю быть в неведении относительно будущего и не желаю погибнуть от нетерпения и предвкушения обещанных событий.
  62. «На него можно положиться, у него ровный характер» — вот похвала, которая в опасных ситуациях общества значит больше всего. Общество испытывает удовлетворение, обладая надёжным, всегда готовым орудием в добродетели одного, в честолюбии другого, в думах и страстях третьего.
  63. В боли столько же мудрости, сколько и в удовольствии. ... Не будь она такой, она бы давно исчезла бы; то, что от неё страдают, вовсе не является аргументом против неё: такова её сущность.
  64. И любви надо учиться.
  65. К сущности сострадательной аффекции принадлежит то, что она лишает чужое страдание собственно личного характера.
  66. Разве дисциплина научного ума не начинается с того, что не позволяешь себе больше никаких убеждений? А разве ЭТО не есть убеждение?
  67. Наша вера в науку покоится на метафизической вере. Даже мы, познающие нынче, мы, безбожники и антиметафизики, берём наш огонь всё ещё из того пожара, который разожгла тысячелетняя вера.
  68. Чем меньше умеет некто повелевать, тем назойливее влечётся он к тому, кто повелевает, и повелевает строго.
  69. Всюду, где человек приходит к основополагающему убеждению, что им должны повелевать, он становится «верующим».
  70. Что понимает народ под познанием? Ничего иного, кроме того, чтобы свести нечто чужое к чему-то знакомому.
  71. Долговечность на земле есть ценность первого ранга.
  72. Женщины «отдаются роли» даже тогда, когда они — отдаются... Женщина так артистична...
  73. Любовь мужчины продолжается за счёт его более утончённой и более подозрительной жажды обладания... Ему не легко отдаться мысли, что женщине нечего больше ему «отдать».
  74. Учёная книга всегда отражает покалеченную душу: всякое ремесло калечит.
  75. Когда пишут, хотят быть не только понятыми, но и равным образом не понятыми. Возможно, именно это и входило в намерения автора — он не хотел, чтобы его понял «кто-то».
  76. С глубокими проблемами у меня обстоит так же, как с холодной ванной, — мигом туда, мигом оттуда.

К оглавлению



© 1998 — 2024